Scientific journal
Modern high technologies
ISSN 1812-7320
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 0,940

1
1

Разбой считался наиболее серьезной формой хищения, осуществляемой опасными для жизни и здоровья способами. Разбойниками в Древней Руси рассматриваемой эпохи называли лиц, промышлявших на необъезженных дорогах, нападавших на одиноких путников и совершавших дерзкие нападения на дворы и усадьбы знатных и состоятельных людей. О них упоминали Ибн Русте в начале X в. и знаменитый путешественник Ибн Фадлан в 921/922 г.; об увеличении их численности во времена Владимира записал в Повести временных лет Нестор (996 г.); о разбойнике Могуте сообщается в Никоновской летописи (1008 г.).

Следует полагать, что договор 911 г. в статье, следующей за статьей о краже и грабеже, зафиксировал именно состав разбоя: «О сем, аще кто от хрестьянъ или от Руси мученьа образом искусъ творити, и насильемъ яве возметь что любо дружне, да въспятить троиче» [7, 18].

Объект данного преступления – отношения собственности, нарушаемые особо опасным для жизни и здоровья человека способом. Как и сейчас, так и в Древней Руси, по крайней мере, в цитированной статье договора 911 г., разбой понимался как двухобъектное преступление, которое посягает:

а) на конкретную форму собственности;

б) на здоровье лица, подвергшегося нападению.

Закон указывает, что имущество должно быть взято, а потерпевшему причинены «мученьа». Смертельный исход вполне мог иметь место при данном преступлении, но в целом термин «разбойник» далеко не тождественен термину «убийца», следовательно, вторым непосредственным объектом разбоя следует считать именно здоровье конкретного человека. Жизнь же – непосредственный объект такого преступления, как убийство. В ходе разбоя лишь существует опасность лишения жизни, однако в реальности эта опасность не переходит за рамки данного преступления, тогда как при посягательстве на жизнь не только существует опасность смертельного исхода, но и она вполне способна реализоваться на практике.

Объективная сторона разбоя заключается в определенном деянии в форме действия. Во-первых, преступник совершает определенные действия по присвоению чужой собственности. Во-вторых, эти действия носят насильственный характер. В-третьих, владельцу имущества могут быть причинены физические страдания («мученьа») [7, 18].

Субъективная сторона разбоя характеризуется виной в форме прямого умысла. Считается, что преступник поддался искушению («мученьа образом искусъ творити») [7, 18], а, следовательно, осознавал преступный характер своего деяния, желал наступления общественно-опасных последствий и делал все возможное для их наступления.

Субъект разбоя – тот же, что и для всех прочих уголовно-наказуемых деяний – любой подданный как киевского государя, так и византийского императора.

Нормы «Закона русского» и договора 911 г. устанавливали один вид наказания – штраф. Разбойник должен вернуть потерпевшему тройную цену похищенного имущества («да въспятить троиче») [7, 18].

Однако из других источников мы знаем, что существовали и другие виды наказания.

Ибн Русте, современник договора 911 г., следующим образом характеризует систему наказаний: «Поймает царь в государстве своем разбойника, велит или задушить его, или отдает его под надзор кого-либо из правителей на отдаленных окраинах своих владений» [3, 39].

Ибн Фадлан (921/922 г.) повествует, что, если русы «поймают вора или грабителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему на шею веревку и подвешивают его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей» [9, 80].

Об увеличении разбойных посягательств в X в. сообщают и западные источники. Западноевропейские хроники повествуют о том, что в 959-962 гг. «к ругам», будто бы по приглашению «Елены, королевы ругов», (княгини Ольги, носившей после своего крещения христианское имя Елена), прибыли миссионеры во главе с епископом Адальбертом с целью обратить население Киевской Руси в католичество. Из этого ничего не вышло, более того, некоторые спутники посланца императора Оттона погибли не то от рук наемных убийц, не то, наткнувшись на шайку разбойников, что косвенно свидетельствует о распространении на Руси лиц, находящихся вне закона: «Адальберт, епископ, назначенный к ругам, не будучи в состоянии преуспеть в том, чего ради он был послан, и, видя, что он попусту утруждается, возвратился. Во время возвращения некоторые из его людей были убиты, и сам он едва спасся с большим трудом» (Продолжатель Регинона); «Вышеназванный епископ не избежал смертельных опасностей от их козней» (Кведлинбургские анналы); «Названный выше епископ едва избежал смертельной опасности от их козней» (Альтайхские анналы); «Он (Оттон) согласился на их (ругов) просьбу, послав епископа Адальберта, который едва избежал их рук» (Анналы Ламперта) [1, 124; 2, 163; 4, 105; 8, 37].

Повесть временных лет отмечает большие полномочия государя в решении вопроса о наказании преступника, правда, повествуя уже о времени Владимира Святославича: «И умножишася зело разбоеве, и реша епископи Володимеру: «Се умножишася разбойници; почто не казниши ихъ?». Он же рече имъ: «Боюся греха». Они же реша ему: «Ты поставленъ еси отъ Бога на казнь злымъ, а добрымъ на милованье. Достоить ти казнити разбойника, но со испытомъ». Володимеръ же отвергъ виры, нача казнити разбойникы, и реша епископи и старци: «Рать многа; оже вира, то на оружьи и на коних буди». И рече Володимеръ: «Тако буди». И живяше Володимеръ по устроенью отьню и дедню» [7, 56].

В Никоновской летописи под 1008 г. содержится любопытный рассказ о разбойнике Могуте: «Въ лето 6516… изымаша хитростию некоего славнаго разбойника, нарицаемого Могута; и егда ста предъ Володимеромъ, въскрича зело, и многы слезы испущая из очию, сице глаголя: «поручника ти по себе даю, о Владимире, Господа Бога и пречистую его матерь Богородицу, яко отныне никакоже не сътворю зла предъ Богомъ и предъ человекомъ, но да буду в покаянии вся дни живота моего. Слышавъ же сия Владимиръ, умилися душею и сердцемъ, и посла его ко отцю своему, митрополиту Ивану, да пребываетъ никогда же исходя из дому его. Могута же заповедь храня, никакоже исхожаше изъ дома митрополича…». Он, повествует далее летопись, раскаялся в своих преступлениях настолько, что люди дивились его кротости и благочестию [5, 69].

Таким образом, существовали следующие виды наказания за разбой:

1) штраф в тройном размере от цены похищенного имущества;

2) смертная казнь посредством удушения, применявшаяся, судя по всему, за особо опасные разбойные нападения или при резком росте численности разбойников;

3) ссылка в отдаленные области государства, практиковавшаяся в тех случаях, когда опасность преступления не была чрезмерной, но и отсутствовали основания к назначению штрафа;

4) пожизненный арест, как в случае с Могутой, применявшийся в виду очевидного и деятельного раскаяния лица, признанного виновным в конкретном преступном деянии.